Общество, изображенное в «Гамлете», ужасает не сходством с диким существованием хищников и не особой жестокостью, напоминающей кровожадность чудищ, но пустотой бездушия. Из жизни исчезло возвышенное и духовное. Ужасны не зверские преступления, а обыденность отношений, лишенных человечности.
Раскрашенные слова создают лишь подобие человечности и возвышенности. Это - ложь. Чтобы ее разоблачить, Гамлет противопоставляет подмалевке физиологическую грубость, которая не имеет пределов. Наследник престола говорит королеве, что ее брак - блуд в загаженном свином хлеву. Сын орет на мать, что она валяется в зловонном поту продавленной кровати, замаранной распутством. Джентльмен разговаривает с девушкой, которую он любит, как с потаскушкой из грошового притона.
Гамлет хочет заставить людей прекратить лгать. Он выявляет ложь во всех человеческих отношениях и показывает людям мерзость их обездушенной жизни. Он уверен: такое существование может продолжаться лишь потому, что привычка лгать заставила утратить естественные чувства; люди как бы потеряли дар ощущений.
Если бы у Гертруды сохранилось хоть одно человеческое чувство, то и это - единственное - не могло бы сменить прошлую любовь на нынешнюю. Клавдия не мог бы предпочесть даже
Слепорожденный с даром осязанья; Безрукий, слабо видящий; глухой, Но чувствующий запах, не ошиблись Так явно бы!
Цель Гамлета пробудить «заснувшие чувства», растопить жаром образов сердце, «затвердевшее, как медь, от проклятой привычки». Он заставляет видеть и слышать, он оживляет совесть преступника и делает ярким его воображение.
Он возводит в гиперболу пошлое, животное, низменное.
Беспредметных поэтических красот нет ни в словах принца, ни в его внешности. «Зеркалом моды» он был до начала событий, изображенных в пьесе, теперь - по словам Офелии - он ходит в расстегнутом колете, с непокрытой головой, его чулки в пятнах, без подвязок и спустились до щиколоток.
Клавдий рассказывает Гильденстерну и Розенкранцу: наследник престола переменился не только внутренне, но и внешне; он стал непохож на того, кем был.
О «столь изменившемся сыне» говорит и Гертруда.
Характер сумасшествия, изображаемого Гамлетом, мрачен. Принц «резко нарушает свои мирные дни буйным и опасным безумием».
В его поведении не только не видны изящные манеры, но, напротив, - желание нарушить этикет, оскорбить двор резкостью и мыслей, и тона.
Обаяние образа возникает вопреки какому-либо представлению о юношеском изяществе, внешней привлекательности. Можно не придавать решающего значения упоминаниям о тридцатилетнем возрасте, тучности и одышке - это лишь отдельные фразы, но считать их как бы несуществующими и не связанными с замыслом автора вряд ли верно.
В скорби Гамлета нет ничего ласкающего глаз и слух. Он презирает показную видимость «украшения и одеяния скорби»; все это лишь обман, способы «казаться». Пресловутый траур принца менее всего связан с его неизменной печалью. Можно было бы рискнуть на неожиданное сравнение: «чернильный плащ» чем-то напоминает желтую кофту молодого Маяковского. Гамлет оскорбляет придворные обычаи; он бесит окружающих, являясь на дворцовые приемы в неподходящем туалете. Его грусть об умершем никогда не носит внешнего, наглядного характера, напротив, он дебоширит в эльсинорских покоях, грубит королю.
Он ругает себя шлюхой, рабом, судомойкой.
Некогда он дарил Офелии не только подарки, но и «слова, столь благоуханные, что подарки возрастали в цене». Теперь он ненавидит эти слова; чем трагичнее его положение, тем резче речь.
«Сцена тени в «Гамлете» вся написана шутливо, даже низким слогом, но волос становится дыбом от гамлетовских шуток», - сказал Пушкин.
Поэзия роли Гамлета во многих ее местах неотделима от низкого, народного слога, выражающего серьезнейшие мысли и чувства трагедии. Гамлет, ненавидящий ложь подмалевок и раскрашенных слов, менее всего напоминает грациозного принца в изящных одеждах.
Это чувствовали и Эдмунд Кин, и Павел Мочалов; упреки некоторых современных критиков в «неблагородстве манер» и «отсутствии величия» относились вовсе не к природным свойствам обоих актеров, а к их восприятию роли. Эти художники искали в своем герое силу, резкость, мятежный дух. Прекрасные манеры и придворное изящество в полной мере изображали и прославленный исполнитель «благородных римлян» Кембль, и лейб-гвардейский трагик Каратыгин. Победа осталась не на их стороне.
Образ Гамлета создавался под открытым небом на подмостках балаганного театра в эпоху еще достаточно грубую. Лондонские подмастерья, извозчики, матросы с кораблей, приезжие фермеры хохотали над шутками Гамлета, сочувствовали его переживаниям. Это был герой понятный и близкий не только ценителям, но н всем тем, кто с трех сторон, стоя, окружал подмостки «Глобуса».
В самом начале семнадцатого века Антони Сколокер писал о двух путях искусства: «Должен ли я писать свое обращение к читателям в духе «Аркадии», которой невозможно дочитаться досыта и где проза и стихи, содержание и слова превосходят друг друга красотой, подобно глазам его возлюбленной; или должен я писать так, чтобы быть понятным стихии простонародья, как трагедии дружелюбного Шекспира?»
Изысканная прелесть поэзии сэра Филиппа Сидни противопоставлялась искусству Шекспира, нравящемуся «всем, как принц Гамлет».
Слово «поэзия» обладает множеством значений. В толковом словаре есть и такое определение: «Дар отрешиться от насущного, создавая первообразы красоты». Этим даром не обладал Шекспир. Он никогда не отрешался от насущного. В этом было одно из свойств его гения. Поэзия Гамлета вырастает из житейской прозы, лишенной прикрас, нередко не только суровой, но грубой и жестокой.
Гамлет - народный образ человека, говорящего правду «словами, режущими, как кинжал»,
ТЕНЬ ОТЦА. Характер Гамлета выявляется не только в напряженных трагических столкновениях, но и в обычных житейских взаимоотношениях с различными людьми.
До того как Гамлету становится понятной цель приезда Гильденстерна и Розенкранца, он приветлив, доброжелателен, искренне рад встрече с друзьями детства.
Принимая актеров, он - ласковый и гостеприимный хозяин, увлекающийся сценическим искусством принц-меценат. Он сам актер-любитель и охотно декламирует монолог из «Убийства Приама». Ему нравятся именно эти напыщенные строфы из пьесы в классическом духе, провалившейся у большой публики, но оцененной знатоками.
Он посвящает Офелии заурядные стихи, их сочинял человек, слабо владеющий искусством «перелагать свои вздохи в стихотворные размеры».
Он не только страдает или гневается, но и шутит. В его .памяти еще сохранились детские игры, и ему хорошо известны правила спорта, он неустанно упражняется в фехтовании.
В его речи - поговорки и народные загадки; его занимают прибаутки подвыпившего могильщика и. забыв про мировые вопросы, он охотно выслушивает клоунские шутки о принце, отправившемся в Англию за умом. |