В самом сочетании этих слов заключена оскорбительная неестественность, противоречащая законам, святым для каждого:
Ведь все равно, как если б рот
Кусал его питающую руку.
Неблагодарность детей - высший вид несправедливости. Так впервые появляется в трагедии тема несправедливости.
Теперь Лир понял, что он принял позолоту за драгоценный металл. Истинная цена лакомству и нарядному платью оказалась ничтожной, но Лир еще не узнал цену соли.
Король из сказки понял стоимость соли, когда он испытал нужду, и, страдая от голода, был вынужден попробовать пищу бедняков.
Лир лишился власти, любви детей, пристанища, - уже не было и крыши над головой, чтобы укрыться от непогоды. Он очутился в таком же положении, в каком находились самые нищие подданные его государства.
И тогда перед королем, оказавшимся на самом низу жизни, появился образ иной несправедливости. Лишенный всего, изнемогающий от .усталости и отчаяния, он впервые ощутил тяжесть своего положения, теперь такого же, как положение множества других людей, испытывающих в жизни то же, что испытывает он.
От своего - близкого мысли Лира перешли к дальнему - общему.
Глаза Лира остановились на шуте; теперь клоун - не предмет забавы, а человек, ничем не отличающийся от него - короля, чувствующий то же, что чувствует он. Лир уже понимал меру того, что испытал этот человек. Когда Кент предложил укрыться от непогоды в шалаше, король пропустил вперед шута:
Иди вперед, дружок. Ты нищ, без крова.
Все глубже проникала мысль. Отчетливее отражалась в сознании жизнь. Не только Лир и не только шут влачили жалкое существование. Тысячи картин несчастья предстали перед Лиром. Оборванная, голодная, униженная возникла перед ним его страна. Падая от усталости, изнемогая от лишений, проходили перед ним его подданные.
Реальный мир ворвался в малый мир человека, заполнил каждую клетку сознания. Рассеялась младенческая гармония. Сознание отразило действительность: мир дисгармонии, мир горя.
Уже позабыты и оскорбленное самолюбие отца, и уязвленная королевская гордость. Действие происходит теперь в семье всего человечества, на безграничных пространствах истории. Огромная, непереносимо жестокая предстала перед Лиром несправедливость. Она поднялась во весь свой исполинский рост, покрыла тенью все новые явления.
Несправедливость детей оказалась только малой частью этого понятия. Лир осознал основу всех отношений - социальную несправедливость.
Он увидел «истинный возраст и сложение века».
В момент величайшего горя он думал уже не о себе, но о других.
Бездомные, нагие горемыки,
Где вы сейчас? Чем отразите вы
Удары этой лютой непогоды
В лохмотьях, с непокрытой головой
И тощим брюхом? Как я мало думал
Об этом прежде!..
Нет права, закона, морали - эти понятия поддельные, они служат тому, у кого бархатная мантия на плечах. Лир - некогда верховный блюститель этих понятий - издевается над каждым из них. Король говорит о природе власти, он поворачивает это понятие так, чтобы была видна каждая его грань.
Вот государственное право в королевстве. Смотрите, что такое это право:
- Видишь, как судья издевается над жалким воришкой? Сейчас я покажу тебе фокус. Я все перемешаю. Раз, два, три. Угадай теперь, где вор, где судья.
Вор и судья неотличимы друг от друга.
Пес рвется с цепи, бросается на плохо одетого человека, хочет искусать нищего. Бродяга удирает от свирепого зверя. Пес превращается для Лира в символ.
- Заметь, - говорит король Глостеру, - это символ власти. Она требует повиновения. Пес этот изображает должностное лицо па служебном посту.
Слово «закон» особенно лживо. Законодатель разговаривает с исполнителем закона:
Ты уличную женщину плетьми
Зачем сечешь, заплечный мастер подлый?
Ты б лучше сам хлестал себя кнутом
За то, что втайне хочешь согрешить с ней.
Мораль - служанка тех, у кого па плечах мантия.
Прелюбодейство? Это не проступок. Лир прощает прелюбодеев, - царю нужны солдаты.
Картины, одна яснее другой, отражали происходящее в государстве. Больше ничто не отделяло Лира от жизни. Ни стены, ни охрана, ни лесть. Он не только смог увидеть реальность с удобной точки наблюдения, но и сам оказался в центре событий. С самой высокой ступеньки он спустился на самую низкую. Его ноги стояли теперь на земле. | 
