Вместо прозы Галь высказывает теперь свои мысли поэтическими образами. Изменение характера речи важно: меняется интонация - комедию сменяет история. Принц Уэльский смотрит вслед ушедшим приятелям.
Я всех вас знаю, но хочу на время Потворствовать затеям вашим праздным И этим стану солнцу подражать. Оно злотворным тучам позволяет От мира закрывать свою красу, Чтоб после, становясь самим собою, Прорвавши дым уродливых туманов, Который задушить его грозил, К себе тем больше вызвать удивленья, Чем дольше мир его лишен был света. ................... Так, от разгульной жизни отрешившись И уплатив, чего не обещал, Тем выше буду всеми я поставлен, Чем больше всех надежды обману.
Как блещущий металл на темном фоне, Мое перерождение затмит Своим сияньем прежние ошибки. ................... С искусством подведу своим ошибкам счет И вдруг их искуплю, когда никто не ждет.
Смысл речи ясен: разгульная жизнь принца - выдумка для простаков. Отношение Фальстафа к наследнику престола на деле ничуть не оправдывает сравнений с «злотворными, тучами» или «уродливыми тумаками», грозящими удушьем. Никто не спаивает Галя, не тянет его в омут порока. Беспутство - маска. «Пустой и изнеженный мальчишка» одарен выдержкой и волей, готовит себя к будущей власти над государством.
Сама смена поэтических картин (свет после тьмы и т. д.) выявляет суть плана: пустить в обиход, дать возможность расцветить новыми подробностями легенду о «дрянной шайке», чтобы в нужный момент, предав товарищей «по праздным затеям», предстать перед страной государственным мужем, отказавшимся от всего личного во имя закона и долга.
Популярность притчей о раскаявшихся грешниках - доказательство удачности замысла.
Когда же наступит нужный момент для превращения?
Ответ на это дается дважды. Став королем, Галь вспоминает дни юности.
Мои пороки спят в гробу с отцом, Во мне же ожил дух его суровый; Чтоб я над ожиданьями людей, Над ложным мненьем света посмеялся И пристыдил пророков, осудивших меня За внешность.
Об этом же говорит архиепископ в начале «Генриха V»
Не подавал Он в юности таких надежд. Едва же Отец его скончался, вместе с ним Как будто умерло беспутство сына; Рассудок светлый вмиг к нему явился...
Перерождение должно произойти, как только старый король окажется в гробу. Умрет Генрих IV, и ореол засияет вокруг имени нового короля. Изготовлению нимба поможет для начала изгнание Фальстафа. Толстяк - вовсе не злой гений, охотник за молодой душой, а жертва, заранее заготовленная и откормленная.
Жирный телец - знаменитый в Лондоне не менее собора св. Павла - особенно эффектен для заклания.
На притворную дружбу юноши из дома Ланкастеров Фальстаф ответил искренней любовью. В течение двух хроник юноша не раз подшучивал над стариком: прикидывался вором, слугой, но самым смешным было прикинуться другом. Первые розыгрыши заканчивались потасовкой, последний - смертью.
Английские исследователи открыли немало интересного в генеалогии Фальстафа. В предтече хроники, о которой идет речь, попала и притча о блудном сыне, а Фальстафу приписали родство с Дьяволом и Пороком мистерий, Развратителем юности в моралите. Однако следы такого родства ужо трудно обнаружить. Если бы за отношениями шекспировских героев стояли Добродетель и Порок, то в заключительной сцене Порок должен был бы предстать в особенно неприглядном виде. Вместе с королем Англии и зрители должны были бы изгнать Фальстафа из своих сердец.
Узнав о воцарении друга, сэр Джон мчится в Лондон. Он стоит возле Вестминстерского аббатства, переполненный счастьем:
- Вот я стою здесь, - задыхаясь от радости, говорит Фальстаф, - забрызганный еще грязью дороги, и потею от желания видеть его; ни о чем другом не думаю; забываю о всех остальных делах, как будто нет у меня никакого другого дела на уме, кроме желания увидеть его.
Звучат трубы. Появляется король. Он приближается, проходит мимо.
- Храни тебя господь, король наш Галь, мой королевский Галь, - благословляет его старик, - храни тебя господь, мой милый мальчик.
Неужели Шекспир выбрал эти слова, чтобы показать Порок перед справедливым возмездием?..
Наступает расправа - высокомерная, непреклонная. «Милый мальчик» подымает глаза на трогательно любящего его старого человека.
Тебя старик, не знаю я. Молись. Как седины нейдут к шутам беспутным! Такой, как ты, мне долго снился, - столь же Раздутый, столь же старый, столь же гнусный. Теперь, проснувшись, сон свой презираю. Сбавь плоть свою и о душе подумай. Обжорство брось. Ведь помни, что могила Перед тобой разверста втрое шире, Чем пред другими. Возражать не вздумай Дурацкой шуткой. Не воображай, Что я теперь такой, каким был прежде. Но знает бог, и скоро мир увидит, Что я отринул прежнего себя, Равно как всех, с кем дружбу вел доныне. Когда услышишь, что. я вновь стал прежним, Вернись ко мне, и будешь ты опять Учителем распутства моего. А до тех пор тебя я изгоняю Под страхом смерти... |