«В надежде славы и добра...»
Новый король, как мы уже знаем, любил театр. Со времени его вступления на престол, с 1603 года, по год смерти Шекспира (1616) при дворе Джеймза состоялось сто семьдесят семь спектаклей труппы «слуг его величества».
Придворные спектакли были выгодным делом для труппы, ибо независимо от количества публики они оплачивались по твердой таксе, сначала установленной Генрихом VIII в сумме шести фунтов стерлингов, а при Елизавете поднятой до десяти фунтов стерлингов. Кроме того, в знак монаршей милости актерам платили еще некоторую сумму сверх этой.
В ночь на Святого Стивена, 26 декабря 1604 года, в королевском дворце Уайтхолл «слуги его величества» представили пьесу «Мера за меру». Как и предшествующая комедия, это пьеса, в которой все «кончается хорошо». Но прежде чем наступает этот хороший конец, происходят странные, страшные и просто чудовищные вещи. В Венском герцогстве вводятся в действие суровые законы, карающие смертью за прелюбодейство. Блюститель закона Анджело не разбирает ни правых, ни виноватых. Он судит одинаково строго и Клавдио, чья возлюбленная забеременела, прежде чем он успел с ней обвенчаться (проступок, вполне извинительный в глазах мужа Энн Хетеуэй), и содержательницу публичного дома. Нам нет нужды пересказывать всю эту историю, известную у нас не только по пьесе Шекспира, но и по переложению ее, сделанному Пушкиным в поэме «Анджело».
Пьеса Шекспира направлена против пуританского лицемерия. Воплощением этого порока представлен Анджело. Интересно, что произведение Шекспира было злободневным для лондонцев его времени. В один из последних годов правления Елизаветы главный судья королевства сэр Джон Попхэм задумал произвести чистку лондонских пригородов от публичных домов. Современный документ сообщает, что судья «преследовал бедных красивых девок без всякой жалости и снисхождения».
В пьесе Шекспира действие происходит в Вене, но зрители без труда узнавали знакомую им картину лондонских пригородов, где находились - часто по соседству с театрами - всякие злачные места.
«Мера за меру» - драма о том, как правосудие со страшной силой обрушилось на невинного человека - Клавдио. Видимо, во все эпохи классового господства случались такие «казусы», и гуманные писатели поднимали голос против несправедливости. Странно, что не заметили этой черты в Шекспире такие люди, как страстный защитник Каласа Вольтер и автор «Воскресения». «Мера за меру» - это своего рода «спор о Клавдио»: виновен он или не виновен, прав ли закон? Главные персонажи пьесы проверяются их отношением к судьбе злосчастного молодого человека. Центральная сцена драмы происходит в тюрьме, где Клавдио ожидает казни.
Суд и тюрьма определяют атмосферу этой пьесы, попавшей в разряд комедий только потому, что в ней все кончается благополучно. Шекспир написал ее для того, чтобы осудить ненужные жестокости законов и чтобы прославить «доблесть доброты». Образ доброго герцога выражает идеал, о котором мечтали во все времена деспотизма, - идеал справедливого и милосердного правителя. С такими образами у реалиста Шекспира всегда получались лишь частичные успехи. Для них не было живой модели, и поэтому они получались у него искусственными. Так обстоит и с добрым венским герцогом, который ходит переодетым среди своих подданных, чтобы проверять, справедливо ли управляют его наместники, и вовремя исправлять зло, причиняемое их произволом.
Такова первая пьеса, которую поставил на сцене Шекспир при новом короле.
Кровь и вино
Шекспир взывал к милосердию короля...
Как помнит читатель, Елизавета приговорила Саутгемптона к пожизненному заключению. Джеймз помиловал его. И тут же приказал арестовать Уолтера Рали, которому, как мы знаем, Елизавета поручила наблюдать за казнью Эссекса. Новая власть была милосердна к тем, кого осудила старая власть, но проявила беспощадность к тем, кого могла опасаться.
Рали как раз был безвреден, и его зря обвинили в заговоре. Его упрятали в Тауэр «на всякий случай». Но против нового короля действительно строились заговоры. Один из них наделал особенно много шума.
В ноябре 1605 года Джеймз должен был открыть новый парламент. Группа заговорщиков-католиков, во главе которых был Гай Фоке, подложила в погребе под залом заседаний бочки с порохом, которые она хотела взорвать, когда король явится в парламент. Случай помог открыть заговор, и Джеймз избежал опасности.
За короткий срок второй раз оказалось, что Шекспир был знаком с лицами, замешанными в заговорах. Один из заговорщиков, Кетсби, был владельцем имения в Стратфорде, и в пригородном доме Клоптонов происходили обсуждения и подготовка, предшествовавшие перевозке пороха в подвал парламента. В Лондоне же заговорщики сходились в таверне «Сирена». Как и в случае с заговором Эссекса, ветер политической истории пронесся близко от Шекспира. Зрители его новой трагедии «Король Лир» понимали, что имел в виду автор, когда вложил в уста одного из персонажей слова: «Везде братоубийственная рознь. В городах мятежи, в деревнях раздоры, во дворцах измены...» {«Король Лир», I, 2. Перевод Б. Пастернака.}
Другой отголосок порохового заговора сохранился в «Макбете», написанном тоже вслед за этим событием. Клоун-привратник, слыша стук в ворота, пытается догадаться, кто может явиться в столь поздний час. Одна из его догадок: «Да это криводушник, который свою присягу на обе чашки судейских весов разом кидал» {«Макбет», II, 3. Перевод Ю. Корнеева.}. Публика шекспировского театра догадывалась: то был намек на иезуита Генри Гарнета, который знал о пороховом заговоре, но не донес о нем. Потом он, однако, явился с повинной, надеясь, что его простят, так как его вина была лишь в том, что он не донес своевременно о заговоре, который все равно сорвался. Суд не принял этого во внимание, и Гарнета казнили. Его-то и назвали «криводушником» («equivocator»).
На протяжении всего царствования происходили казни действительно виновных и невинных, как это было и при Елизавете.
На холме Тайберн вешали, привязывали к горящему колесу, четвертовали, рубили руки, ноги, головы. Тем, кому «повезло», отделывались легко: им выжигали клеймо или сажали на некоторое время в колодки, - «милосердие»!..
Все эти репрессии производились главным образом для устрашения народа. Признаков недовольства было все больше, и власть железом и кровью приводила народ в покорность.
А в королевских дворцах веселились и пировали. Любой праздник тянулся дольше обычного. Один из современников обратил внимание на то, что рождественские праздники 1604 года при дворе продолжались до середины января 1605 года, и сделал иронический вывод: «Похоже, что рождество у нас затянется на весь год».
Жена Джеймза была датская принцесса. Летом 1606 года ее брат Христиан IV, король Дании, прибыл с официальным визитом в Англию. Хотя в это время была новая вспышка эпидемии чумы, по случаю его приезда была проведена целая серия пиров, балов и маскарадов. Датские придворные нравы, однако, были еще более вольными, чем английские. Датчанам было скучновато в гостях, хотя их веселили, как могли. Спасаясь от чумы, пировали в загородных дворцах и в замках вельмож. Специально вызвали Бена Джонсона, поручили ему написать тексты приветственных речей, а также стихи для придворного спектакля «Соломон и царица Савская». При дворе уже стало входить в обычай устраивать любительские представления, в которых участвовали придворные и даже сама королева. Гости и сиятельные актеры так перепились, что представление «Соломона и царицы Савской» прошло с большими «накладками», издевательски описанными свидетелем этого «пира во время чумы» сэром Джоном Харрингтоном:. «Дама, исполнявшая роль царицы Савской, должна была преподнести обоим королям (Джеймзу и Христиану) драгоценные подарки, но, забыв, что к помосту, на котором они сидели, вели ступеньки, споткнулась, и шкатулки упали на колени его датскому величеству, она упала у его ног, а получилось, что она оказалась около его лица. (По-видимому, они повалились оба. - А. А.) Это вызвало суматоху и переполох. Пустили в ход скатерти и салфетки, чтобы навести чистоту. Потом его величество (Христиан) поднялся, «чтобы протанцевать с царицей Савской. Но он упал и валялся в ее ногах. Тогда его унесли в один из покоев и уложили на королевскую постель, которую он изрядно замарал дарами, которые царица Савская оставила на его одежде: вино, крем, варенье, лимонад, пирожное, специи и другие приятные вещи. Празднество и спектакль продолжались. Большинство исполнителей либо убегали, либо валились с ног, настолько вино одурманило их мозги. Но вот появились богато разодетые Надежда, Вера и Доброта. Надежда попыталась сказать что-то, но вино настолько расслабило ее, что она удалилась, выразив надежду, что король простит ей краткость ее речи. Вера осталась тут одна, но я убежден, что ее не поддерживали добрые дела, и она, шатаясь, покинула зал. Тогда Доброта упала к ногам короля, как бы покрывая прегрешения, совершенные ее сестрицами; она кое-как произнесла приветствие и поднесла дары, но сказала, что вернется к себе, ибо нет такого дара, который его величество уже не получил бы от небес. После этого она присоединилась в нижнем зале к Надежде и Вере, которые обе, бедняжки, блевали».
Харрингтон был человеком большой культуры. Он не строил никаких иллюзий относительно двора при Елизавете, но тогда по крайней мере соблюдали декорум. Непотребство двора Джеймза вызвало его негодование. Впрочем, отчасти он относил пьянство на счет датчан: «Мне думается, датский король плохо повлиял на нашу добрую английскую знать, потому что те, кого я раньше не мог заставить попробовать хорошего вина, теперь следуют общей моде и предаются скотским наслаждениям. Дамы забыли о трезвости, и можно наблюдать, как они валяются пьяными».
О пьянстве при датском дворе, по-видимому, было известно и раньше. Во всяком случае, Шекспир об этом знал и дважды упомянул в «Гамлете». Сначала при первой встрече принца с Горацио Гамлет говорит своему университетскому другу: «Пока вы здесь, мы вас научим пить» {«Гамлет», I, 2. Перевод М. Лозинского.}. Второй раз - на площадке перед замком, когда принц дожидается появления Призрака. Раздается залп пушек, и Гамлет поясняет:
Король сегодня тешится и кутит,
За здравье пьет и кружит в бурном плясе;
И чуть он опорожнит кубок с рейнским,
Как гром литавр и труб разносит весть
Об этом подвиге...
Тупой разгул на запад и восток
Позорит нас среди других народов;
Нас называют пьяницами, клички
Дают нам свинские... {*}
{* Там же, I, 4.}
Поэты каким-то образом узнают и понимают все раньше других. Это проявляется даже в деталях. Впрочем, едва ли можно считать мелочными факты, определяющие уклад жизни тех, кто правит страной. |
