| |
«Дать бабушке внучат, детей в мужчин
Преображать, а стариков - в детей;
Сразить убийцу-тигра в тьме лощин;
Свирепых, диких приручать зверей;
Поймать плута в петлю его сетей;
Слать селянину урожай отрадный
И каплями долбить утес громадный.
«Зачем ты в вечном странствии своем
Лишь зло творишь? О, сделай шаг назад,
Вернись на миг, свой вред смени добром -
И тысячи тебя благословят;
Твоим советам всякий будет рад.
Ночь ужаса! Когда б ты запоздала
На час, - позора б я не увидала!
«О, вечности приспешник роковой!
Тарквинию вреди на всех путях,
Гоненьями преследуй и враждой;
Пусть ночь проклятую клянет в слезах;
Виденья пусть его вгоняют в страх;
Пусть превращает думою тревожной
Он в демонов кустарник придорожный.
«Пусть не дает ему отрады сон;
На ложе стонами его терзай;
Пусть будет он скорбями удручен,
Но жалости к нему не возбуждай:
Сердцами каменными окружай
Злодея. Сердце жен да не смягчится;
Пусть будут с ним свирепей, чем тигрицы.
«Пусть кудри рвет он скорбною рукой;
Пусть он свое деяние клянет;
Пусть он не зрит отрады в тьме слепой;
Пусть он, как низкий раб, весь век живет;
Пусть он подачки самой жалкой ждет,
И пусть он к нищему мольбы возносит,
А тот ему презренных крох не бросит.
"Пусть он врагов узрит в друзьях былых,
И пусть над ним глумится каждый шут;
Пусть он познает средь мучений злых,
Как медленно часы в тоске бредут,
И вспомнит, как они средь игр бегут;
И пусть его всегда казнит сознанье,
Что не исправить страшное деянье.
"О Время, ты наставник всех людей,
Учи меня злодея проклинать;
Пускай страшится тени он своей
И сам, сам алчет жизнь свою прервать;
Рукам порочным должно проливать
Кровь гнусную. Найдется ль раб, готовый
Казнить злодея мерзкого такого?
"Он царский сын - и тем презренней он:
Себя навек злодейством осквернит;
Чем муж знатней, тем чаще обречен
Он славу принимать иль черный стыд;
Высоких саном срам больней разит;
Коль скроется луна, все видят сразу;
Исчезновенье ж звезд не зримо глазу.
"Коль ворон грязью вымажет крыло,
До этого и дела людям нет;
Но если б лебедю на ум пришло
Испачкаться, на белых перьях след
Всем виден. Слуги - тьма, монархи - свет;
Никто не видит стаи комариной,
Но всякий зрит державный лет орлиный.
"Прочь, прочь, слова! Вы лишь глупцам нужны!
Пустые звуки! Вы мне бренный прах!
Педантам в спорах вы служить должны;
Властительно гремите на судах,
Клиентов повергая в бледный страх;
Но речью и былинки я не трону,
Коль не помочь в моей беде закону.
|
|
«Напрасно Случай, Время я кляну,
Тарквиния и горестную Ночь;
Напрасно бьюсь у бедствия в плену;
Напрасно свой позор гоню я прочь;
Словами - жалким дымом - не помочь.
Спасти себя в глазах людей могу я,
Лишь кровь пролив, бесславием больную.
"Зачем дрожишь, рука, от речи той?
Гордись, что ты меня спасешь от зла;
Коль я умру, - честь не умрет со мной;
Коль буду жить, - навек со мной хула.
Раз отстоять меня ты не смогла,
Ногтями не царапала злодея, -
Скорей погибни с госпожой твоею!"
С постели встав, она идет, дрожа,
Орудья смертоносного искать;
Но дом не бойня: не найдет ножа,
Чтоб жизнь свою постылую прервать,
Дыханию исход свободный дать;
Как Этны пар, что рвется в свод лазурный,
Как пушек дым, оно стремилось бурно.
"Напрасно я живу, напрасно я
Ищу кончины, - говорит она. -
Меч негодяя испугал меня;
Теперь убить себя обречена.
Когда пугалась я, была честна
Перед супругом. Но честна и ныне...
Нет, чести навсегда лишил Тарквиний!
"О, то, чем я жила, истреблено,
И смерть меня уж боле не страшит.
Коль смою гибелью своей пятно,
Одежду срама скроет славы щит;
Моя рука бесчестье умертвит.
Тоскуя о жемчужине пропавшей,
Сожгу ли я ларец, ее вмещавший?
"Нет, нет, мой Коллатин, не потерплю,
Чтоб ты бесславья кубок осушил;
Твоей любви святой не оскорблю;
Тебя обманывать не станет сил;
Не допущу, чтоб гнусный отпрыск жил;
Не станет хвастаться мой осквернитель,
Что ты его отродья охранитель.
"Не поглумится над тобою он
Наедине или среди друзей.
Добра ты не изменой был лишен,
Нет, вор сломал засов твоих дверей.
Владычица я над судьбой своей:
Себе я не прощаю оскверненья -
И смертью искуплю свое паденье.
"Не уязвит злоречие тебя.
Не обелю свой грех перед тобой,
Не позлащу жестокой правды я,
Обиды, нанесенной ночью злой;
Язык мой все поведает с тоской.
Как в дол бежит поток с вершины горной,
Прольются слезы, срам смывая черный".
Тем временем в поголубевшей мгле
Плач Филомелы <*> сладкий отзвучал.
Ночь, медленно ступая по земле,
Спустилась в ад. Восток, рассветно-ал,
Всем взорам щедро пламень разливал.
Но скорбная Лукреция стыдится
Себя узреть; ей легче в ночь укрыться.
День-обличитель в скважины глядит,
И словно кажут на нее лучи.
Она ему, рыдая, говорит:
«Ты, око всех очей, не обличи
Моих скорбей; на спящих взор мечи.
Не жги чело губительным сияньем;
День счета не ведет ночным деяньям».
|
