|
|
Поэзия » Обесчещенная Лукреция |
|
Перевод под ред. А.А.Смирнова
Его милости Генри Райотсли,
герцогу Соутемптону,
барону Тичфильду.
Любовь, которую я питаю к вашей светлости, бесконечна, и это произведеньице без начала выражает лишь ничтожную часть ее. Только доказательства вашего лестного расположения ко мне, а не достоинства моих неумелых стихов дают мне уверенность в том, что мое посвящение будет принято вами. То, что я совершил, принадлежит вам, то, что мне предстоит совершить, тоже ваше, как часть того целого, которое безраздельно отдано вам. Если бы мои достоинства были значительнее, то и выражения моей преданности были бы совершеннее. Но каково бы ни было мое значение, все силы мои посвящены вашей светлости, которой я желаю долгой жизни, приумноженной всевозможным счастьем.
Вашей светлости покорный слуга Вильям Шекспир.
|
|
У стен Арден стан покинув свой,
Тарквиний необузданный спешит
В Коллациум на крыльях страсти злой.
В его груди безумный пламень скрыт;
Огонь стремится вырваться из плит
И стан обнять Лукреции невинной,
Возлюбленной супруги Коллатина.
Быть может, прозвище «невинной» пыл
Неукротимой страсти в нем зажгло.
Неосторожно Коллатин хвалил
Цветы ланит и ясное чело.
Его блаженства небо процвело
Светилами, что краше горних были,
Ему сияя в непорочной силе.
В шатре вождя минувшей ночью он
Открыл исток блаженства своего:
Как щедро он богами одарен, -
Сокровище - супруга у него;
Такого счастья нет ни у кого;
Цари владеют славою военной,
Но не такой матроной несравненной.
О счастье, жизни редкая краса!
Ты пропадаешь, чуть блеснув в сердцах,
Как на полях сребристая роса
Истаивает в золотых лучах.
Ты зыбкий миг, неуловимый прах.
Для красоты и чести непорочной
В объятьях страстных нет защиты прочной.
Без красноречья убеждать могла
Всегда людские взоры красота.
Потребна ли высокая хвала
Для прелести, что светит в мир, чиста?
Зачем поведали его уста
Про ту жемчужину, его отраду?
Ее хранить от хищных взоров надо.
Быть может, блеском пламенных похвал
Надменный был Тарквиний соблазнен;
Нередко слух нам сердце завлекал.
Быть может, царский сын был уязвлен
Злой завистью: зачем владеет он,
Ему подвластный муж, таким блаженством,
Владыке недоступным совершенством?
Так помыслом недобрым зажжена
Была отвага дерзостная в нем.
Забыты честь, друзья, дела, страна.
Помчался он, терзаемый огнем,
Надеждой утолить его влеком.
О жар коварный, совестью гасимый,
Твоя весна стремительна и мнима!
Когда Коллациума он достиг,
Радушно встречен был матроной той.
Являл борьбу ее стыдливый лик
Меж добродетелью и красотой.
Гордится добродетель полнотой;
Но красота, сознав себя, краснеет,
Тут скромность гасит краску, лик бледнеет.
|
|
Но красота свои права берет
На белизну, наследье голубей
Венеры; добродетель в свой черед
Взамен румянца требует скорей.
В дни золотые он на лик людей
Был послан ею, стал щитом надежным,
В борьбе стыдливость кроя жаром нежным.
Ее лицо - как поле на гербе,
Где с белым алый цвет сраженье вел;
Два юных короля, они в борьбе
Оспаривали родовой престол;
Из честолюбья каждый в битву шел.
Враги один другого непреклонней
И много раз сменяются на троне.
Так наблюдал Тарквиний жаркий бой
Лилей и роз в полях ее ланит.
Врывался гнусный взор его порой
В их чистые ряды, но был разбит;
Обеим ратям сдаться он спешит.
Они ж ему готовы дать пощаду:
Им торжества над извергом не надо.
Он думает: в словах своих похвал
Ее супруг, скупой и жалкий мот,
Лицо жены безмерно оскорблял;
Не передать ему ее красот, -
И все, чего речам недостает,
Спешит восполнить он и, восхищенный,
Вперил в нее безмолвно взор влюбленный.
Так дьявол страстью воспылал к святой;
Но от него не ждет вреда она.
Не замечает зла, кто чист душой,
И сеть для птицы вольной не страшна.
Приветствовала верная жена
Нелицемерно гостя-властелина,
Чей ласков взор, а в сердце яд змеиный.
Под величавым царственным плащом
Таил Тарквиний мерзостный порок.
Все было с виду так пристойно в нем,
И лишь порой восторга огонек
В его глазах желанье выдать мог.
Всех прелестей ему казалось мало,
И страсть его все большего алкала.
Но, непривычная к чужим глазам,
Она его не разгадала взор
И не прочла в хрустальной книге там
Начертанный души его позор.
Не ведала приманок до сих пор;
Не страшен ей глаз дерзких блеск несытый, -
Ей думалось: они лучам открыты.
Он говорит, что доблести пример
Ее супруг и славою покрыт;
Возносит Коллатина свыше мер;
О ратных подвигах его твердит:
Враги разбиты, лавром он увит.
Она воздела руки в восхищенье;
Безмолвно небу шлет благодаренья.
|
|
|
|
|