| |
"Зачем тебе, чтоб все мы слезы лили, -
Ты пьешь их? Тяжкий стон тебе к чему?
Зачем глаза, что видеть всех учили,
Ты, Смерть, закрыла в вечном сне ему?
Сгубив Природы лучшее творенье,
Не страх ты ей внушаешь, но презренье".
Не одолев отчаянье свое,
Она сомкнула веки; и сдержали
Они, как шлюзы, струи слез ее,
Что в русло нежное груди стекали;
Но серебристый дождь сквозь них проник,
Стремительным ручьем раскрыл их вмиг.
Как слезы и глаза обмен свершают!
В тех эти видны, в этих те блестят;
Они взаимно горесть отражают,
А горесть вздохи осушить спешат;
Как в бурю сменят вихрь дождя потоки, -
Ей вздох осушит, слезы смочат щеки.
Ей множат скорбь немало мук иных,
На первенство оспаривая право,
И так терзает каждая из них,
Что кажется, в ней - главная отрава.
Но все равны; и вот они толпой
Собрались все, как тучи пред грозой.
Вдруг слышит клич Венера отдаленный;
Нет, никогда не радовала так
Ребенка песнь кормилицы бессонной:
Надежды звук рассеет мыслей мрак.
В ней оживает радость, оживляя
И голосом любимым обольщая.
И отливают слезы вспять тотчас,
В глазах, как жемчуг в хрустале, блистая;
А ту, что скатится порой из глаз,
Щека вберет, омыть ей не давая
Нечистый лик земли, что лишь пьяна,
Хоть кажется затопленной она.
Так недоверчива, так легковерна,
Как странно ты, Любовь, сотворена!
Печаль и радость, все в тебе чрезмерно;
В отчаянье, в надежде ты смешна:
Мечтою лживой эта обольщает,
Правдоподобной мыслью то сражает.
Что ткала, распустить она спешит:
Адонис жив, и Смерть пред ней безвинна.
Венера Смерти ненавистной льстит:
То не она дерзила ей бесчинно;
Зовет ее царицею могил,
Цариц могилой, высшею из сил.
"Нет, нет, - богиня молвит, - это шутка;
Смерть милая, прости меня, поверь, -
Лишь появился вепрь, мне стало жутко:
Не знает жалости свирепый зверь.
И, признаюсь, я стала, призрак чтимый
Тебя бранить, страшась, что мертв любимый.
«Но это вепрь мне подстрекнул язык;
Отмсти ему, невидимая сила:
Негодный, он - твой главный клеветник,
Я лишь орудием ему служила:
Чтоб править скорби языком двойным,
Нам мало обладать умом одним».
Так гонит прочь Венера подозренье
В надежде, что Адонис невредим,
И к Смерти подольщается в смиренье,
Чтоб красота расцвесть успела с ним;
О статуях толкует, мавзолеях,
Ее победах, славе и трофеях
|
|
И говорит: «Юпитер! Затужив,
Как малодушно я, как безрассудно
Оплакивала смерть того, кто жив
И должен жить, пока земля безлюдной
Не станет вновь: с ним красота умрет,
А смерть ее ночь хаоса вернет.
"Стыдись, Любовь: ворами окруженный
И ценный груз несущий трусит так;
Твоими чувствами не подтвержденный
Тебя смутить какой-то мог пустяк».
Тут слышит звук она веселый рога
У вот уж мчится, - где ее тревога!
Как сокол на приманку, так она
Летит, легка, травы не приминая;
И видит - диким вепрем сражена
Ее отрада, столь ей дорогая.
Глаза Венеры, смертных полны мук.
Как звезды к утру, закатились вдруг;
Иль как улитки, тронь лишь рожки, живо
В отверстья раковин вползают вспять
И долго прячутся там боязливо.
Страшась наружу выползти опять, -
Так скрылись в темных впадинах глубоко
Глаза, картиной тронуты жестокой.
Там предоставили они свой свет
Ее уму, смущенному виденьем;
Укрыться в ночь он им дает совет,
Чтоб сердце ей не уязвляли зреньем.
Оно, как царь, чей пошатнулся трон:
Их донесенья в нем рождают стон.
И все трепещет вкруг, ему внимая;
Как вихрь, что в недрах заключен земных,
Наружу рвется, землю сотрясая[4],
И поражает ужасом живых,
Все тело ей смятенье охватило,
Глаза на мрачном ложе пробудило.
Они, раскрывшись, проливают свет
На бок Адониса, что взрыт клыками;
Окрашен в пурпур снежный тела цвет
Из раны источенными слезами;
И каждый листик и цветок их пьет
И как бы кровь свою по капле льет.
Венера видит скорби проявленье
И, голову свою к плечу склонив,
Безмолвно страждет, бредит в исступленье:
Он умереть не может, нет, он жив.
Ей голос изменил, глаза сердиты
На то, что слезы ими все излиты.
На рану пристально она глядит
И видит три, как кажется ей, раны;
Свой помраченный взор она бранит
За то, что множит, где их нет, изъяны.
Черты двоятся на лице двойном:
Обманут глаз расстроенным умом.
"И об одном не выразить печали, -
Скорбит Венера, - здесь же вечным сном
Спят два Адониса. Нет слез, и стали
Огнями очи, сердце же свинцом;
В огне очей расплавься, сердце, тая!
Так я умру, плоть в страсти растворяя.
"О бедный мир, ты все утратил в нем!
Отныне чье лицо достойно взгляда?
Чей голос музыка? Чем ты в былом,
Чем в будущем гордиться б мог с отрадой?
Цветы свежи, окраска их мила;
Но красота с ним вместе умерла.
|
