Комедии » Цимбелин (Пер. А.И.Курошевой) » Акт I » Сцена 4

Сцена 4

Поверьте мне, я знал его в Британии. Тогда слава его росла, и все ждали, когда он выкажет всю ту доблесть, которую он проявил теперь. Но я и тогда взирал на него без удивления, даже если бы к нему был пришпилен список его совершенств и я мог бы изучать его по статьям.

Ты говоришь о том времени, когда он еще не обладал всеми теми совершенствами, внешними и внутренними, - которые отличают его.

Я знал его во Франции; там у нас было много таких, которые могли столь же уверенно смотреть на солнце.

Он женился на дочери короля, и его должно ценить не столько по его собственным, сколько по ее достоинствам: вот главная причина того, что его превозносят.

А также его изгнание.

Но те, которые, сострадая принцессе, жалеют об этой печальной разлуке, чрезвычайно способствуют его прославлению, тем самым укрепляя ее выбор; а без этого предпочтение, оказанное ею нищему, не обладающему ни малейшими достоинствами, не устояло бы против самого легкого обстрела. - Но как случилось, что он будет жить с вами? Как вы познакомились?

Я служил в войсках вместе с его отцом, которому я часто бывал обязан не меньше, чем жизнью. Вот идет сюда этот британец; примите его, как людям с вашим воспитаньем подобает принять столь уважаемого иностранца.

Прошу вас всех покороче познакомиться с этим дворянином, которого я представляю вам как моего благородного друга. Чем описывать его достоинства в его присутствии, я лучше предоставлю времени обнаружить их.

Сударь, мы встречались с вами в Орлеане.

И с тех пор я оставался у вас в долгу за любезности, за которые, плати я беспрерывно, я все же не расплатился бы.

Сударь вы цените слишком высоко мои ничтожные дружеские услуги я был рад тому, что мне удалось помирить вас с моим земляком. Было бы жаль, если бы дошло до кровавой развязки из-за такого пустого и ничтожного дела.

Извините меня, сударь, я был тогда юным путешественником, мало склонным слушаться того, что мне говорили, и руководствующимся в своих поступках опытом других; но по моему более зрелому суждению, - если я не погрешаю, называя его зрелым, - сора эта не была совсем ничтожной.

Право, она не стоила того, чтобы решать ее оружием, особенно когда противники были такие, что наверно либо один из них уничтожил бы другого, либо они пали бы оба.

Не будет ли нескромностью, если я спрошу, в чем заключалась эта ссора?

О нет! Дело происходило публично, и нет никаких препятствий рассказать его. Оно очень похоже на тот спор, который произошел прошлой ночью, когда каждый из нас восхвалял красавиц своей страны. Этот господин утверждал тогда, выражая готовность подтвердить свои слова кровью, что его дама прекраснее, добродетельнее, умнее, целомудреннее, постояннее и недоступнее, чем лучшая из наших француженок.

Этой дамы нет уже в живых, или уверенность этого господина стала слабее.

Она сохранила до сих пор свою добродетель, а я свое мнение.

Вы, конечно, не решитесь поставить ее выше наших итальянок.

Если бы я был так же вызван на это, как это случилось во Франции, я бы ничуть не сбавил ей цены, хотя бы это придало мне вид не любовника ее, а обожателя.

Сказать, что она столь же прекрасна и хороша, как итальянки, значит сказать, играя словами, нечто слишком лестное для любой британской дамы. Если она так же превосходит других дам, которых я знал, как этот алмаз на вашем пальце превосходит блеском другие, которые я видел, я готов признать только то, что она лучше многих других; но я еще не видел самого драгоценного алмаза, как и вы - самой прекрасной женщины.

Я ценю ее по собственной оценке, как и мой камень.

А как высоко вы его цените?

Выше всего в мире.

Или ваша несравненная дама умерла, или безделушка превосходит ее в цене.

Вы заблуждаетесь: одну можно продать или подарить, если у кого-нибудь найдется достаточно богатства, чтобы ее купить, или заслуг, чтобы получить ее в подарок; другая же не продается: она - дар богов.

Который боги даровали вам?

И который, по их милости, я сохраню.