| |
Сцена 3
УЛИЦА.
Гром и молния.
Входят с разных сторон
Каска с обнаженным мечом и Цицерон.
Цицерон
От Цезаря ты, Каска? Добрый вечер!
Ты еле дышишь! И глядишь ты дико!
Каска
А ты невозмутим, когда утратил
Устойчивость весь мир? О Цицерон,
Видал я, как упрямые дубы
Раскалывала буря, их бичуя;
Как океан кипел честолюбиво,
Бушуя, пенясь, силясь доплеснуть
До черных туч; но никогда доныне
Я огненного вихря не видал.
Иль небеса охвачены войной,
Иль нечестивый мир внушил богам
Желание совсем его разрушить.
Цицерон
Чего-либо чудесней ты не видел?
Каска
Раб городской [6] - его ты с виду знаешь -
Взмахнул своею левою рукой:
Как двадцать факелов, она зажглась,
Но от огня ничуть не опалилась.
Затем - и обнажен с тех пор мой меч -
Близ Капитолия я встретил льва:
Сверкнув глазами, он прошел угрюмо,
Меня не тронув. Там же сотня женщин
Стояла; сбившись в кучу, превратясь
От страха в призраки, они клялись,
Что видели мужчин, огнем объятых,
Метавшихся по улицам. Вчера
На рынке среди бела дня сидел
И ухал филин. Если сразу столько
Чудесных наблюдается явлений,
То нет для них естественных причин.
Они зловещи - я уверен в том -
Для той страны, в которой происходят.
Цицерон
Да, странные мы дни переживаем.
Но мы по-своему толкуем вещи,
Событий искажая верный смысл.
Придет ли Цезарь завтра в Капитолий?
Каска
Придет. Ведь он Антония просил
Тебя туда письмом на завтра вызвать.
Цицерон
Так доброй ночи, Каска. Непогода
Нас гонит.
Каска
Доброй ночи, Цицерон.
Уходит Цицерон.
Входит Кассий.
Кассий
Кто тут?
Каска
Сын Рима.
|
|
Кассий
Это голос Каски.
Каска
Твой слух хорош. О Кассий, что за ночь?
Кассий
Прекраснейшая ночь для честных граждан.
Каска
Видал ли раньше кто столь грозным небо?
Кассий
Да, тот, кто мир в грехе погрязшим видел.
Что до меня, - по улицам бродя,
Я предался на волю страшной ночи
И, распахнув одежду, как ты видишь,
Ударам грома грудь свою открыл.
Когда косая молния, синея,
Взрезала грудь небес, мишенью я
Слепящим стрелам сам служил, казалось.
Каска
Но для чего бросал ты вызов небу?
Приличествуют людям страх и трепет,
Когда таких глашатаев им шлют,
Чтоб ужаснуть, разгневанные боги.
Кассий
Ты, Каска, вял. В тебе те искры жизни,
Что в римлянах гореть должны, погасли
Или под спудом тлеют. Ты напуган,
Ты побледнел, оцепенел от страха
При виде странной ярости небес.
Но если бы ты взвесил, отчего
Блуждают духи, вспыхнули огни,
Зверей и птиц извращена природа,
От старцев мудрость к детям перешла
И все они свое предназначенье,
Извечные способности свои
Сменили на уродства, - ты бы понял,
Что дух такой богами в них вселен,
Чтоб этим устрашить и остеречь
Один уродливый правопорядок.
Тебе назвать я мог бы человека,
Который, так же как и эта ночь,
Гремит, сверкает, разверзает гробы
И, как капитолийский лев, [7] рычит;
Который не сильней, чем я и ты,
Сам по себе, но вырос непомерно
И страшен, как чудесный взрыв стихий.
Каска
Ты говоришь о Цезаре, не так ли?
Кассий
Как хочешь понимай. У римлян ныне
Такие ж мышцы, как у предков их,
Но в нас, к несчастью, умер дух отцов;
Мы духом матерей руководимы -
По-женски терпим наше иго мы.
Каска
Да, говорят, сенат намерен завтра
Венчать на царство Цезаря. Он будет
Носить венец на суше и на море,
Повсюду, кроме италийских стран.
|
[1]